— Как складывались ваши отношения с сыном Роми от первого брака?

Я познакомился с Давидом, когда ему было четыре года и у него еще не выросли все зубы. Несмотря на возраст, крохой он был смышленой, боготворил мать, но при этом весьма критически относился к, ее окружению (мужчинам). Общение с Давидом мы начали с того, что выучили матерные выражения на моем французском и его родном немецком, что очень рассердило Роми. Я приезжал за ним в школу на мотоцикле, мы ехали в луна-парк, ели мороженое. Каникулы он проводил у моих родителей в Сен-Керменан­Ле. Называл их не иначе как «баба-деда». Я отвозил мальчика к ним на своей старой «ланчии». Они любили этого очаровательного белобрысого малыша, как родного внука. И хотя по настоянию Роми Давид регулярно навещал своего родного отца, Гарри Мейена, в Гамбурге, меня он воспринимал как папу. Однажды в квартиру Роми позвонил директор школы, в которую Давид позже перевелся, чтобы уточнить: «Вы секретарь его матери? Не подскажете, почему Давид назвался неким Бьязини?

Магические чары бордо 
открыли в ней все
шлюзы. Роми принялась
вспоминать мужчин,
сделавших ей больно,
ее предавших...

Он сказал, что теперь его так зовут. А у вас имеются официальные документы о смене имени?». Я, застигнутый врасплох, промямлил что-то вроде: «Да-да, все бумаги в порядке…» И только тогда понял: так маленький Давид принял самостоятельное решение называться моим сыном.

— А когда вы поняли, что влюбились?

— В один прекрасный день мне вдруг стало ясно, что я совершенно утратил личную независимость и полностью живу жизнью Роми. На личные дела времени просто не оставалось . Мне это все не нравилось, и я решил — скорее из чувства протеста, нежели от желания отдохнуть — взять себе большой отпуск, отправиться в Сенегал — место, где давно мечтал побывать.